мама, все в порядке
рассчитывай на то, что дальше будет только хуже.
если будет неожиданно лучше – будет вдвойне приятнее.
я искупаю свои грехи холодными объятьями,
твержу себе, что мне никто не нужен,
и, знаешь, самое горькое, что это уже истина.
раньше мне было мое существование попросту немыслимо.
необъяснимо.
и будто бы вся жизнь проходила мимо,
когда не было рядом того, чье фото можно хранить под ребрами.
а теперь я таскаю свое одиночество ведрами,
через реку, мостами, долинами, дальше по скалам.
я уже столько времени что-то и даже кого-то искала,
представляешь, устала.
совсем устала. расклеилась. руки повесила.
больше не солнечно, больше не весело.
остается лежать под глухим потолком и слушать шумы
из водопроводных труб, водой, бегущей из дома в дом,
и помнить свято о том, что нет такого местоимения «мы»,
и что заблуждается каждый, кто якобы с этим словечком знаком.
если будет неожиданно лучше – будет вдвойне приятнее.
я искупаю свои грехи холодными объятьями,
твержу себе, что мне никто не нужен,
и, знаешь, самое горькое, что это уже истина.
раньше мне было мое существование попросту немыслимо.
необъяснимо.
и будто бы вся жизнь проходила мимо,
когда не было рядом того, чье фото можно хранить под ребрами.
а теперь я таскаю свое одиночество ведрами,
через реку, мостами, долинами, дальше по скалам.
я уже столько времени что-то и даже кого-то искала,
представляешь, устала.
совсем устала. расклеилась. руки повесила.
больше не солнечно, больше не весело.
остается лежать под глухим потолком и слушать шумы
из водопроводных труб, водой, бегущей из дома в дом,
и помнить свято о том, что нет такого местоимения «мы»,
и что заблуждается каждый, кто якобы с этим словечком знаком.